Евгений Мамонтов
Все без исключения дети талантливы, возможно, многие гениальны. Само по себе это прекрасно. Но хорошего в этом меньше, чем кажется.
Евгений Мамонтов. Бес смысла
Пробуди меня бодрого
К битве со смыслами…
Даниил Хармс
Без всякого смысла человек может делать только то, что ему очень нравится. А все равно, изловчится и даже под свое удовольствие смысл какой-нибудь подгонит. Скажет, например, это я совмещаю приятное с полезным или скажет - это для здоровья хорошо. Боится человек наслаждаться бессмысленно, стыдится. Знал я одну бесстыдную девушку, она любила себе на руки клею вылить, подождать пока засохнет, а после отдирала эту пленку и наслаждалась. Вот в раю так проводят, очевидно, всю жизнь. Не в смысле, клеем обливаются, а в смысле - в таких же чистых и бездумных наслаждений.
А вот если хотите наоборот, настроение человеку испортить, то заставьте его заниматься бессмысленным трудом, желательно тяжелым. От этого уныние у него наступит и даже депрессия. Объявите завтра, что все будут работать без вознаграждения. Без зарплаты. И 90% граждан перестанут ходить на работу. Потому что без смысла она невыносима будет. Приходить на работу будут, по привычке и чтобы пообщаться. А работать не будут. Учитывая уровень зарплаты, у нас половина бюджетных учреждений на этом принципе держится. Им платят «для виду», ну они и работают «для виду». И даже если им впятеро больше жалования положить, они работать лучше не станут – сила привычки. Ну, и корпоративная солидарность, так сказать, не даст. А потом и философия тоже, к чему напрягаться, когда уже и так платят. У русского человека с государством давние счеты, и за государством такой должок накопился, что как говорит народная поговорка, сколько у него (государства) не воруй – своего не вернешь. Но эту тему обсуждать бессмысленно, мы с ней никуда не придем…
Хорошая школа, в которой учителя хмурые, костные, не знающие снисхождения формалисты, а одноклассники грубая толпа, третирующая зубрил, а потом, желательно, максимально жесткая армейская «учебка» - оказывают человеку неоценимую услугу. Эти два учреждения навсегда выбивают у него из головы понятие « смысл» и заменяют его другим – «мотив».
Все без исключения дети талантливы, возможно, многие гениальны. Само по себе это прекрасно. Но хорошего в этом меньше, чем кажется. Такая ситуация представляет угрозу для видового выживания человечества. Талант и, тем более, гений особенно уязвимы. Посредственность наиболее надежно защищена. Высокая миссия школы не в развитии талантов, а создании четко ориентированных в условиях современного общества, психологически устойчивых посредственностей. «Лучше быть живому псу, чем мертвому льву», - как говорил Экклезиаст. И трудно ему возразить.
Всякий вопрос о смысле, однажды поставленный и доведенный многократным повторением до своей последней степени, упирается в проблему бессмертия души. Проблему неразрешимую в положительном или отрицательном смысле до конца. Таким образом, вопрос о смысле земного существования повисает в воздухе. Зачем рождаться, если все равно умираешь? Зачем учиться, работать, влюбляться, заводить семью, восторгаться, страдать, добиваться чего-то, если все обратится в тлен. Нельзя задавать себе вопрос о смысле жизни всерьез, если ты хочешь жить. Да что там, нельзя задать себе даже вопрос, зачем ты покупаешь себе новую сковородку, чтобы он последовательностью дальнейших вопрошений не был доведен до вопроса о смысле жизни. Поэтому, давайте учиться не задавать их. Давайте жить, говорят родители, когда отвечают ребенку: Подрастешь - поймешь!; учителя, когда отвечают: Так надо! Или: Мне лучше знать!
Попробуйте спросить у командира роты, когда он командует: В атаку! – Зачем? Он достанет пистолет и пристрелит вас, как труса и паникера, он не станет вникать, что вы философ.
Философ Гераклит сказал однажды: «Война всеобща». Он имел в виду то, что все в мире находится в состоянии вечного противоборства. Видимого или невидимого, явного или скрытого. Пусть это звучит ужасно, но война в определенном смысле предпочтительнее мира. На войне человек так поглощен проблемой своего индивидуального сиюминутного выживания, что ему в голову не приходит задаваться иными вопросами. Большую часть своей исторической жизни человек прожил в условиях войны с окружающей его природой, другими племенами, нуждой, болезнями. Ему некогда было погружаться в психологические бездны экзистенциализма. И только с приходом относительного комфорта и благополучия зазвучал проклятый, подленько тихий, вопрос – зачем?
Занятно, что его нельзя задать ни себе, ни другим нарочно. Вот я подойду и спрошу у слесаря Вовы: «Зачем ты живешь?» Он поглядит на меня и скажет: «Иди ты в баню…» Потому что он прекрасный, здоровый и очень обыкновенный человек. Природная мудрость на уровне инстинкта хранит его от таких «дурацких» вопросов. И меня, который куда хуже Вовы, все-таки тоже хранит. Ну, напишу статью и забуду. Подумаешь, делов-то…
Вопрос этот возникает у некоторых людей сам по себе, когда они, кажется, и не задавались им вовсе. Не прямо, не транспарантом вспыхивает он перед ними. «Повеситься или утонуть казалось мне как бы похожим на лекарство и облегчение», - пишет Гоголь Плетневу. «Все мне опротивело. Мне кажется, я бы с наслаждением сейчас повесился – только гордость мешает…» - записывает Флобер. «У меня бывают припадки такой хандры, что боюсь, что брошусь в море», - говорит Некрасов Тургеневу. « Я живу скверно. Каждое утро встаю с мыслью: не лучше ли застрелиться…» - Щедрин в письме к Пантелееву. «Мне так худо, что я не могу жить. Я сам не знаю откуда происходит эта тоска», - Эдгар По. « Я прячу веревку, чтобы не повеситься на перекладине в моей комнате, не хожу на охоту с ружьем, чтобы не подвергнуться искушению застрелиться» - Л. Толстой. И это все говорят не расслабленные меланхолики или клинические невротики. Все люди великие, внесшие, так сказать неоценимый вклад в сокровищницу и т.д. Только может быть вставшие слишком высоко, что позволило им дотянуться и вновь сорвать плод с древа познания. Губительного и запретного древа смыслов.
Никаким смыслом не удастся наполнить мир, если утрачено его изначальное «бессмысленное» очарование.