Валерий Былинский. Правительство, ты меня уважаешь?

Сегодня случилось следующее. Самое лучшее, что было уважительного к человеку в Советском Союзе – стабильные зарплаты, бесплатные образование и медицина, личная безопасность, грамотная национальная политика – в нем и оставили. А с собой в новую страну взяли самое худшее: крепостное право местных и высших царьков. Из Запада в Россию притащили только отвратительный, волчий закон джунглей. А гражданским обществом с его уважением к каждой человеческой личности побрезговали.

Мне как-то один хороший человек сказал по-пьянке, что уважает меня, но не любит (или наоборот сказал, я ж тоже пьяный был, перепутать мог, вместе пили). А потом он прощения вдруг за эти слова попросил. Я удивился – да ведь я и забыл уже. Хуже было бы, если бы он просто меня не уважал, или только не любил, и все. Тогда мы бы вообще вряд ли сошлись, и даже может, подрались, если бы жизнь столкнула. А так, если оба этих чувства сразу к тебе применяются, несмотря на то, что одно отвергает другое – можно.

Лидерам, кричавшим с трибуны, нужна власть. Они так же равнодушны к людям, как и победившие. Весь ужас состоит в том, что я как человек, живущий по совести, не нужен ни первым, ни вторым. А я отказываюсь быть марионеткой! Пришло время посыпать голову пеплом и учиться отвечать за свои слова. Не вы ли, проклинающие Путина сегодня, с триумфом короновали его несколько лет назад? Что за вечная амнезия у сограждан? Начните с себя! Кайтесь! Учитесь быть лучше. Протестовать, безусловно, надо, но не толпой, ибо толпа не имеет ни лица, ни совести. Толпа умеет только громить всех, кто окажется на пути, в том числе и «своих», а плодами погромов воспользуются случайные ловкачи-проныры. Так было и в 1917, и в современном Египте, и везде, где возмущение народа выливается в громящую толпу.

Мне кажется, что сегодня, в свете не только приближающихся президентских выборов, но и всего того, что происходит в России, эти два вида отношения очень для всех нас как-то важны.

Особенно уважение.

Почему прежде я ставлю уважение, а не любовь? Потому что «любовь» - понятие более широкое, оно первичнее, глубже, серьезней. Она, можно сказать, вообще начало всех начал («Бог есть любовь», если кто верующий). Но оттого-то это понятие и сложнее для претворения в жизнь. Как например, труднее жить по Христу, а не по Ветхому завету – то есть по совести (возлюби ближнего и врага своего, прости их), а не понятиям (око за око, зуб за зуб и т. д.) Если лучше – то не значит легче. Поэтому, чтобы постепенно выкарабкиваться из простого и понятного в такое вот неудобное и сложное «лучшее» (ничего себе: полюбить того, кого больше всех не любишь, это надо ж, какой мазохизм!) нужно, наверное, начинать с низших, что ли, ступенек любви к человеку. И прежде всего – с уважения.

В самом деле. Вот пришел к вам, городскому жителю и уверенному в себе менеджеру, Вася-сантехник. Ну, или как сейчас повелось, Махмуд-водопроводчик. Мгновенно полюбить рабочего человека, чтобы он хорошо починил вам водопровод, невозможно. Но почувствовать уважение к нему – да. Особенно, если вы будете наблюдать, как он крутит на совесть гайки, если будете хвалить за работу и даже, помогая ему, сами немного поймете, почему случаются в трубах заторы. Другое дело, что при нынешней липовой толерантности мы обычно хвалим лицемерно, а они с улыбкой халтурят и дерут втридорога.

Но все же: если по-настоящему уважаешь мастерство человека чуждого тебе круга, если искренне интересуешься его жизнью, бытом, радостями, мечтами – человек обязательно ответит симпатией. Каждый из мужчин знает, что выпивать лучше с тем, кто хоть немного тебя уважает. И ты – его. Если житель мегаполиса едет в деревню, то без уважения к местным жителям ничего ему там хорошего в смысле доброжелательной атмосферы не светит. Если не можешь почувствовать глубокую любовь к ребенку, то хотя бы пойми и уважай тех корявых человечков, которые малыш старательно лепит из пластилина. Если лежит в луже дерьма и блевотины пьяный вонючий бомж, да еще тебя за штаны дергает, закурить требует – то невозможно, конечно, его полюбить. Но вспомните, что он, когда был маленький, наверняка каких-то смешных зверюшек из пластилина лепил, старался. И болел, как вы, и в садик, и в школу ходил… Может, и полюбить его тут как-то внезапно, тихонько получится, без уважения – но все-таки немного любви ощутить…

Если не любится, уважайте. Пусть даже не за профессию, а просто, за человека. Или за бывшего в нем человека. Ведь полностью надежда на возрождение человеческого в человеке только со смертью его умирает. И тот, кто разглядел в незнакомце что-то светлое, кто просто внимание проявил – уже помог. Уважать нелегко, но все-таки это легче, чем полюбить.

Вы простите, что я, как маньяк, заладил тут про уважение. Ясное дело – у самого коряга в глазу. Но вот правительству нашему, такому могучему, всенародному и всесильному – уважать нас, своих граждан, вроде бы несложно. Хотя бы законодательно. Не любви ведь от него требуем, правда?

Но куда там. Мы не требуем, но правительство настойчиво нам дарит любовь. Мощно, сразу, минуя всякие там ветхие времена уважения. И масштабы при этом, масштабы какие! Не отдельных людей любить наше правительство желает, не каждую личность – а сразу всю громадную Россию. Хорошо, что хоть не весь земной шар в отблесках мирового революционного пожара, как случилось однажды в начале прошлого века.

А я вот вспоминаю первые годы перестройки. В 1987-м я из армии вернулся, и сразу окунулся в перемены. Песня Цоя еще на эту тему была, помните? Так вот, я уверен, что тогда, еще до распада страны, большинство жителей СССР искренне хотели обновления своей жизни. Разрыв между властью и обществом, несмотря на вроде бы внешнюю стабильность, после череды смертей старцев-генсеков стал таким непреодолимым, что перемен просто не могло не случиться. Практически все только делали вид, что верят газетам и ТВ, а на самом деле зевали на партсобраниях и откровенно смеялись над правящей партией. Стране требовались хоть какие-то реформы – иначе и быть не могло. И не только я и мои товарищи хотели нового, но и мой брат, и отец, и многие их знакомые – то есть разные поколения – все мы жаждали перемен. Конечно – это мое мнение, моих родных, близких, друзей, товарищей. Но, по крайней мере, я не придуриваюсь и не выдумываю, что якобы в середине 80-х пришел злой Запад вместе с предателем Горбачевым, и вдвоем они развалили страну против воли всех ее жителей. Неправда это. И не развала страны мы хотели. И не любви со стороны западных демократов и наших новых правителей. Мы хотели – уважения. Да, элементарного уважения к своим взглядам, к своим семьям, к своим планам, порывам, мечтам, к желанию перестать быть рабами, которым указывают, как жить. И дождались. Вышли хоть какие-то законы, уважающие человека. Например, закон о гласности. Закон о праве свободного выезда за границу. Закон о первых кооперативах, создать которые при желании обычному гражданину было легко и просто. Стали соблюдаться элементарные права человека – чтобы не били, не унижали в той же милиции, чтобы не осудили зря. Скажете, вру? Нет, это вы врете, а у меня проверено на себе.

Мы с братом организовали кооператив по художественному оформлению (сегодня можно сказать, дизайнерскую фирму) – без всякого там первоначального капитала, взяток и крыш, просто пришли и зарегистрировались. Мы были из обычной семьи, отец – инженер, мать – продавец в магазине. Кто-то из моих знакомых основал пошивочную мастерскую, кто-то стал делать игрушки, кто-то ремонтировал автомобили. Я работал – странно даже вспомнить – с радостью, с упоением, потому что, вероятно, трудился я тогда для себя и одновременно для людей, и делал это без всякого страха и тревоги за будущее. И мы получали реальные хорошие деньги.

Как-то мы насобирали выброшенные на пустыре за винным магазином поломанные, пустые ящики (нам необходимо было дерево для рам), сгрудили все в кучу. Брат уехал искать новые ящики, а я стал отламывать с помощью топора доски друг от друга и выдирать из них гвозди.

Подъехала машина. Ко мне подошли двое мужчин в гражданской одежде и стали орать, что я тут делаю. Я ответил, что это не их дело. Они стали кричать, что они из милиции и начали стаскивать меня с ящиков, хватая за куртку. Я вырвался и спокойно сказал, чтобы они показали мне удостоверения и объяснили, в чем дело. Они озлобленно примолкли и очень нехотя показали мне удостоверения. Потом я все-таки заставил их пояснить, почему меня хотят задержать. С огромным нежеланием они выдавили из себя, что им нужно проверить, не ворованная ли эта куча ящиков и что я тут, мол, вообще делаю, с топором. Хорошо – я отдал им топор, спокойно сел в машину и мы приехали в отделение милиции.

В отделении я пробыл не более часа. Я обстоятельно объяснил, что ящики были выброшены и что нам нужно дерево для работы. Они куда-то выходили, что-то проверяли, куда-то звонили. Особенно хмурился и был чем-то недоволен допрашивающий меня пожилой милиционер. В конце концов, он с язвительно ухмылкой сказал: «Нам не в чем тебя обвинить. Но если бы ты попался нам всего пару лет назад, ты бы уже вот здесь лежал, паренек, с отбитыми почками», – и он указал пальцем на пол под ноги, - радуйся, что времена сегодня другие. Свободен».

Вы поняли? Нет, вы наверное, уже забыли. Или не хотите понимать. Дело ведь не только в том, что служащие закона четко выполнили закон, проверили и отпустили невиновного (а не отмудохали его еще там, на ящиках, а потом в отделении не подбросили «белый порошок»). Дело еще и в том, что я совершенно их не боялся, потому что знал, что ни в чем не виноват. Я спрашивал – а они отвечали. Я был уверен в том, что новое правительство России уважает мои гражданские права – и оно уважало. И милиционеры уважали, хоть, возможно и не любили, или даже ненавидели.

Так было тогда. Знаете, а я не припомню времени для России более свободного – в нормальном, достойном смысле свободного, а не вседозволенного – чем эти три- четыре года, с 1987 по 1991-й. Потом, после развала СССР, все стало хуже. Намного. Думаю, что страну можно было сохранить (хотя бы в союзе c Украиной и Белоруссией), и законы, уважающие человека – тоже. Но это другая, отдельная тема и речь сейчас не о том.

Речь о том, уважают ли нас сейчас – в новой, путинско-медведевской России, которой вот уже больше десяти лет?

Ответьте предельно честно: сегодня, если вы знаете, что ни в чем не виноваты – вы ничего не боитесь?

Я сегодня боюсь. Почти каждый день. За себя, за ребенка, за семью. Хотя перед тобой, правительство, я ни в чем не виноват. Я служил в армии, ходил на работу, платил налоги, я постоянно тебя защищаю, если кто словесно обидит тебя где-нибудь за пределами страны. Конечно, перед Богом, за многие свои поступки и мысли – я виноват. Но перед Ним я как-нибудь сам отвечу, ничего, господин правительство?

Сегодня случилось следующее. Самое лучшее, что было уважительного к человеку в Советском Союзе – стабильные зарплаты, бесплатные образование и медицина, личная безопасность, грамотная национальная политика – в нем и оставили. А с собой в новую страну взяли самое худшее: крепостное право местных и высших царьков. Из Запада в Россию притащили только отвратительный, волчий закон джунглей. А гражданским обществом с его уважением к каждой человеческой личности побрезговали.

И что самое мерзкое – нам вещают теперь, как они любят Россию, и как ее надобно любить нам. Через все эти парады, олимпиады, победы в футбольных матчах и на хоккеях, евровидениях и саммитах. Несмотря на действительно достойные выступления многих спортсменов, здесь нет и сотой доли того всенародного оптимизма, той искренней веры и любви, той поддержки, что была в советское время во время полета Гагарина, строительства БАМа, во время ледовых битв наших хоккеистов со сборной НХЛ. Потому что в СССР это были не зрелища, а гражданские подвиги. А еще потому, что не было в тех, советских победах, тупорылой агрессии. Гордясь Гагариным, мы искренне радовались, как за своих, так и за американцев, высадившихся на Луну. Мы уважали профессионалов НХЛ, мы действительно (пусть и наивно, глупо) боролись за мир во всем мире.

Вся политика российского правительства последних лет – разве что за исключением первых лет президентства Путина, когда он действительно много нужного делал во внешней политике – это бесконечный бронированный вопль о внешней и внутренней угрозе, с циничным враньем и подавлением даже мельчайших очажков инакомыслия. Патриотизм не может быть основан на враждебности с пеной у рта. Он может и должен исходить если не из любви, то хотя бы из элементарного уважения к человеку. Прежде всего, к своему, русскому человеку – а не к царькам кавказских окраин, которых наше правительство уважает так, что безвозмездно снабжает их деньгами и покрывает царящее там беззаконие.

Свобода – это ведь не только сумма каких-то прав и возможностей. Сколько их не дай человеку – всегда будет казаться мало. Вот раньше запрещали свободный выезд из СССР, а сегодня в США и Австралию трудно визу получить – вновь кто-то кричит о несвободе, теперь уже со стороны Запада. Раньше цензура была политическая, сегодня правит диктатура бабла – новое ущемление нашей свободы! Когда-то существовала уголовная статья за гомосексуализм, сейчас ее сняли, но гей-парады не разрешают. Позже, может быть, разрешат – но где гарантия, что не начнут ущемлять право свободной личности в сношениях с обезьянами? Какой бы свободы не захотел гражданин от золотой государственной рыбки, он не остановится в своих требованиях, как не перестанет жрать собачью баланду кокер-спаниэль, у которого отсутствует центр насыщения.

Пора бы понять, что свобода – это когда тебя хотя бы элементарно уважают. И когда ты уважаешь другого, его выбор, его потенциальное право самому управлять своей жизнью. Быть свободным в стране – это когда государство уважает твою личность, твое достоинство, независимо от того, известный ли ты спортсмен, член партии, олигарх, брат, кум, друг. С дружбой и кумовством мы как-нибудь и сами с собой разберемся – а ты, нас, правительство, пожалуйста, уважай. Слышишь? Не только за то, что мы налоги тебе платим. Но и за то, что это мы тебя выбрали, тебе страну доверили.

Ты и «уважаешь», конечно. Особенно уважил, когда с невинной улыбочкой сообщил однажды с экрана народу, что оказывается, рокироваться ты с приятелем-премьером договорился еще несколько лет назад. Только не объявлял, мол, об этом до сих пор. А зачем? Все равно все путем идет, как задумано. И мы, стадо, на то поле пастись отправимся, которое вы с приятелем заранее выбрали.

Знаете, я родом из Украины, и не люблю, и никогда не буду любить бандеровцев. Но вот у отца моего есть в доме отсидевший много лет за вооруженную борьбу против Советской власти сосед, сейчас он глубокий старик. Когда этому деду и без того мизерную пенсию урезали, и он практически сидел на воде и хлебе, ему сказали: голосуй за Януковича, прибавим, льготами обеспечим и так далее. Но он ответил: «Умру от голода, но не продамся врагам». Гордыня, глупость? Знаете, тут ведь и неважно, что новый президент Украины Янукович такой же врун в социальных обещаниях оказался, как и его предшественник Ющенко. Дело в том, что к стойкости этого человека – моего врага – я невольное уважение почувствовал.

Один мой питерский друг недавно уволился из одной крупной компании. Его жена работала с ним, и когда она вышла после декретного отпуска на работу, начальники всячески ей стали давать понять, что она работник тут нежелательный. Дело в том, что на ее место просто нашли уже «своего человека». Хотя до этого женщина проработала в компании несколько лет, и по ее идеям было осуществлено несколько крупных бизнес проектов. И вот однажды начальница пришла в кабинет к моему другу и сказала ему с улыбкой: «Ты у нас работник отличный, твою жену мы увольняем, скоро подгоним тебе ее замену, подучи ее, ну ты, понимаешь». Он ответил: «Тогда я тоже ухожу». Начальница, удивленно: «Как, почему?» Он: «Вы что же, не понимаете?» Начальница, выпучив в недоумении глаза: «Нет, конечно. А что случилось?»

Вот так и наш президент ничего, похоже, не понимает. И даже глаза у него на экране удивленно не пучатся. Он, видимо, уже в той, высшей стадии единороссийской нирваны находится, когда все ответы на все вопросы ясны.

Человек, неважно какой, деревенский или городской, интеллигент или работяга – всегда остро чувствует, когда его унижают. Он многое простить может – но только не это. Он, если враг нападет, и войну даже выиграть может, но унижения не забудет. Может, он и простит, конечно, по доброте своей – но если его вновь и вновь в новые унижения окунают, тогда как? Где-то на подкорке своего подсознания это не забывается. Как обещали после революции землю – но не дали. Как раскулачивали и голодом морили. Как заставляли доносить на детей и родителей. Как сажали ни за что в лагеря. Как заставляли чушь нести на партсобраниях и учить марксизм-ленинизм. Как над священниками, над верой в Бога издевались. Может быть, огромная волна накопившегося за десятки лет унижения и подточила в конце концов Советский Союз, а? Да, несмотря на бесплатные школы, больницы, интернационализм – взяла и подточила. Не без усилий враждебного Запада, кто бы спорил – но все же? Ведь как же быстро республики дружественные от нас отвалились, даже братские Белоруссия с Украиной. Что-то ведь в конце концов пересиливает…

А сегодня?

«Сегодня самое худшее время в России за последние лет пятнадцать», - сказал мне как-то с грустной улыбкой знакомый кинорежиссер. Хороший, талантливый, человек, кстати, прихожанин православно храма, никуда из родной страны «валить» даже и не помышляющий. Но сказал. И я с ним согласен. Время сейчас худшее прежде всего потому, что при витринном изобилии души людей пусты. Парадами, нефтью, указами их не наполнишь. «Праздника, праздника настоящего хочется…», - говорил когда-то в «Калине красной» герой Шукшина. А за праздничным столом сидят только те, за которых заплачено, толстые манекены, сытые, чужие, довольные. С которыми даже не выпьешь.

Не уважаю я тебя, мое правительство, и не люблю. И пить с тобой за одним столом – не буду. Да, я понимаю, конечно, что ты и не позовешь. Что я для тебя даже не винтик. А так, кусочек металлической стружки в корзине отходов…

Хотя нет… Чувствую, вот прямо сейчас чувствую, что соврал. Да, я не уважаю тебя. Да, и пить с тобой, господин правительство, не пойду. Но все-таки… немного, блин, но хочется тебя, гад, полюбить! Понимаю, что это выглядит сейчас отвратительно и даже как-то манерно. Но все же. Это правда. Я не люблю тебя – но я не могу хоть чуть-чуть не любить тебя. Потому что если ничего нас не соединяет, если вообще ничего у нас с тобой нет – ни любви, ни уважения – кто же мы с тобой такие тогда, а? Не марсиане же вы инопланетные, все-таки наши, свои. Ведь и вы когда-то были маленькими и что-то из пластилина лепили… Ведь человеческое в человеке окончательно умирает только со смертью. Да? Пусть будет вот так, как я сейчас написал. Это честнее. Это не рабство во мне, нет. Это тоска по человеческому, что ли…

Просто надоело уже ненавидеть.

…….

Статья была опубликована на сайте chaskor.ru