Евгений Мамонтов. Искушение

   Вот бы начать как в славных русских романах: "За ужином, во время десерта, поданного на веранде, гости заговорили об искушениях".

   Увы, формат не позволяет.

   Но так оно и было, без веранды и десерта, правда. Зашел как-то в компании разговор на эту тему, а я возьми да и скажи: "Искушение, господа, вещь амбивалентная". И сразу у всех сделались такие неопределенные лица, что моему приятелю пришлось вмешаться: "Не слушайте его, он просто выпил. А обидеть никого не хотел". Ему поверили, но гармония вечера все-таки несколько пошатнулась.

   Вот оно, проклятое искушение выражаться мудрено... У других слог яснее и чище. Я слушал их в тот вечер и заслушивался. Вот какие у людей бывают искушения, вот как надо жить! Не удержусь от пересказа...

   Один человек кодировался от алкоголизма. Раньше он не хотел кодироваться. Он вызывал знакомого доктора, тот приезжал, ставил ему капельницы и выводил из запоя. А в последний раз, когда доктор, поставив капельницу, вышел на кухню покурить, пациент, дрожа от вожделения, на цыпочках, с иглой в руке подкрался к саквояжу доктора, нашел пузырек с медицинским спиртом и выпил его прямо из горлышка диаметром со спичку. Вы когда-нибудь пили спирт из таких пузырьков? (Не пытайтесь повторить это дома!)    

   Когда доктор вернулся из кухни, пациент лежал на кровати с напрочь сожженной слизистой и улыбкой неземного блаженства. По этой улыбке доктор все и понял.    

   И вот значит, когда у него кончилась белая горячка, он уступил настойчивым требованиям родственников и отправился кодироваться к очень серьезному специалисту. Кодировали его не абы как, а семь дней подряд. И каждый день он пил. Потому что он говорил родственникам: "Ну, вот скоро меня закодируют, и мне уже будет нельзя. Дайте хоть напоследок!" И он так нудил, что его сестра по дороге в клинику нечаянно выехала на полосу встречного движения. "Куда ты едешь, Настя? - успел спросить он, - Гастроном справа!"    

   Машина сестры пришла в негодность, и теперь они ездили на автобусе.    

   Настал последний день, и очень серьезная женщина-доктор сказала: "Учтите, теперь если вы выпьете, вы умрете". "А может быть, всего лишь ослепну?" - в надежде спросил пациент. "Нет! Умрете".    

   И вот проходит полгода, идет наш парень летом по Арбату. Жара, и кругом пиво пьют. А у него как раз все в жизни не очень, и настроение плохое тоже. И он думает, ну и пусть! Умру - так умру! Искушение. И вот он пьет бутылку пива и тут же падает на лавку, потому что ноги отказываются его держать, в голове звенит и перед глазами все плывет.

   - Но он ведь не умер? - спросил я.

   - Умер, - ответил рассказчик, - Добрался до дому на такси. Лег в кровать, умирал шестьдесят минут и умер. Потому что через шестьдесят минут с кровати встал вместо него я. Уже абсолютно не пьющий. И это даже не главное. У меня с моим предшественником все разное. Вот, например, ему нравились только высокие блондинки, а мне нравятся абсолютно все. Он был атеистом, а я убежденный сторонник сразу всех религий.    

   - Но мне кажется, что это все-таки больше аллегория, - говорю.    

   - А вам бы чего хотелось? Чтоб я указал на кладбище собственную могилу?

   Ну и я, конечно, смутился...    

   И было еще много чудесных историй. Вы бы видели, с каким удовольствием люди говорили о своих искушениях. Купаясь в теме и источая ароматы грез, пышная дама в белом платье, большая специалистка по диетам, рассказала нам о пирожном, которое ей мучительно хотелось съесть во время очередной диетической сессии. Это было уже не пирожное, а белоснежное облако, которое плыло облитое малиновым сиропом заходящего солнца прямо у нас над головами. Воистину, в этот вечер, мы говорили о прекрасном.    

   Но жизнь не дамский журнал.    

   Она еще пестрее.

   Вот я однажды взял и расчертил листок на две колонки. В одну я решил записать то, в чем я искушен, во вторую  -  то, в чем нет. (Хотите, попробуйте!)

   И вот у меня вышло, что ни левая, ни правая колонка меня не порадовали. Мне захотелось, чтобы они поменялись местами. Но это значило прожить совсем другую жизнь, где искушенность в употреблении дешевых вин заменится знанием языков тех стран, под флагами которых их разливали в подвале соседнего дома.    

   А с другой стороны, иного человека вина проведут сквозь такое горнило испытаний, такие бездны взлетов и скорбей ему откроют, что никакие книжки в сравнение не станут и вся академическая ученость побледнеет и станет в уголке, скромнёхонько кроша у доски мел. И даже может быть, в тайне мечтая теперь уже обменять свою сухую эрудицию на вашу трагическую искушенность. Вот что я имел в виду, когда заговорил давеча об амбивалентности искушений.    

   И это я взял только напитки, чтобы не мучить вас более страшными и интимными вещами.

   Вся наша жизнь, при определенной игривости взгляда, может читаться как чреда бесконечных искушений. Вот одному человеку жарко и он чувствует искушение зайти в кафе и съесть мороженое. А другому, положим, в этот самый момент холодно, и он не может противиться искушению зайти в кафе и выпить рюмку водки. И вот в этом кафе они встречаются взглядами и на этот раз их искушения совпадают, они знакомятся. И они могут быть довольно долго вместе. Ну, три часа или десять лет. Все зависит от того, как долго их искушения будут совпадать. А как только они станут серьезно разниться, люди начнут смотреть в разные стороны и искушаться опять каждый по-своему.

   А теперь в детективно-историческом ключе. Они там все код да Винчи дешифруют. Чем мы хуже? Пойдем по следу слова. Смотрите, это просто! Для начала отступим на шаг от предмета исследования, чтобы увидеть его во всей полноте синонимических связей. Двигаясь к корню слова "Искушение" и заменив "ш" на "с" мы получаем "Искус". Это как перекресток или некий корневой центр, от которого уже расходятся лучи близких смыслов. На этом перекрестке уместно поставить фигуру "Искусителя" (лукавый, сатана, дьявол). Дороги же идут к "Искуснику" (мастеру, дошедшему до знанья и уменья многим опытом). Очевиден и путь к "Искусству", под которым можно понимать науку, ремесла, рукоделие, просвещение и, в целом, всякое знание.

   Смысловую тропу от "Искусства" пробивает дальше прилагательное "Искусственный", т.е. сделанный с искусством, руками человека, не природный, не настоящий. Конечный пункт данной смысловой ассоциации - МЕРТВЫЙ.

   Поняли?

   Немного сыщется слов в языке, которые подобно генам хранят в себе весь код нашей земной цивилизации. Нашего мира, прошедшего от "искуса", которому поддалась когда-то Ева, к "искусствам" современной науки и техники и приговоренного (согласно библейской эсхатологии) закончить смертью в горниле апокалипсиса.    

   Но есть и утешительный момент, намекающий на то, что такое предназначение нам выпало не зря, но было требовательно предназначено. На это требование нам ясно указывает слово "Иск" стоящее в самом начале, еще до "Искуса". Таким образом, преодоление искушения есть, заранее спланированный путь избранных для вечной жизни.

   А вы говорите, код да Винчи...

   Посмотрим, как устроено искушение. Или лучше соберем его модель в домашних условиях. Для этого, дети, нам понадобятся цветные карандаши, чтобы раскрасить до немыслимой пронзительности наши запретные мечты. И строгий-престрогий воспитатель (1 шт.), который запрещает нам даже приближаться к нашим цветным желаниям. Чуточку терпения и фантазии, и вот - ваша модель готова! Вы становитесь посредине. Между воспитателем и желаемым объектом. Начинаете движение. Чем ближе вы подходите к своему желанию, тем громче кричит воспитатель. Чем дальше вы удаляетесь от желания, тем громче само желание кричит в вас самих.    

   Это, понятно, моделька для детей.    

   Взрослым уже не нужно никакого воспитателя. Он у них в голове.

   Скажи мне, каковы твои искушения, и я скажу кто ты. В какой-то степени силой искушения измеряется цена нашей личности. Недаром великие искушения посылаются святым и подвижникам. Соблазн это чудовищная разность потенциалов между верой и искушением. Мне кажется, именно эти, напряженные в максимальном усилии полюса, страшным рывком вытянули в ниточку ноги взметнувшихся до небес слонов на картине Дали "Искушение Святого Антония".

   Наше время это тотальная девальвация истинного искушения через его распыление по рекламным слоганам. Может быть, мы делаем это из самообороны и страха. Но, измельчив в потребительскую окрошку Библейские соблазны и первобытные страхи человечества, не измельчали ли мы сами?