Валерий Былинский
Потом мне пришла в голову смешная и неприятная мысль, что эта десятка заражена какой-то болезнью, и что микробы уже перебрались ко мне, и сейчас со смехом скачут по моим пальцам
Валерий Былинский. Десятка
Это случилось недавно. И почти все чистая правда, за исключением, может быть, некоторых подробностей разговора с тем человеком, о котором пойдет речь ниже, потому что я эти подробности, возможно, несколько литературно расцветил. Ну да ладно, слушайте, может вы, в отличие от меня, поймете, в чем в этой истории смысл.
Было холодно. Так холодно, что казалось, воздух сгустился и стал свинцовым, и каждое его прикосновение к лицу казалось ледяной дверью, которую надо было открывать, напирая всем телом. Некоторое время я стоял у входа в кассовый зал и размышлял, не вернуться ли назад, но затем пересилил себя, вошел и встал в хвосте очереди. Купив билет, я посмотрел на электронное табло – сразу несколько электричек уходили в нужном направлении, и одна из них отправлялась через три минуты. Выйдя из кассового зала, я всунул в щель пропускного турникета билет и вышел на перрон. Как только я опустился на холодное вагонное сиденье у окна, поезд тронулся.
Впереди, и тоже у окна, сидел спиной ко мне парень. Больше в вагоне не было никого. Но как только я поглубже засунул руки в карманы куртки и повернул голову к окну, передо мной возникло движение и на сиденье напротив опустился человек.
- Простите, - сказал он, смотря на меня с какой-то ждущей улыбкой, - вы только не подумайте, что я хочу отвлечь вас. У меня к вам совсем маленькая просьба.
Мужчина был не бомж, но выглядел все же несколько потасканно: лет сорока, в поношенном немодном пальто, с рыжими и растрепанными, чуть тронутыми сединой волосами.
«Начинается…» - подумал я, поневоле кривя лицо. Конечно, я старался сделать это незаметно, но он заметил.
- Это не то, что вы подумали, нет, - торопливо заговорил он, почему-то крутя при этом головой, словно оглядывался. Я заметил, что слева у него нет одного зуба.
- Не то? А что же тогда? – спросил я с плохо скрываемым вызовом.
- Я хочу вам дать немного денег.
- Вы – мне?
- Да, я, – закивал рыжеволосый в ржавом пальто, - именно вам.
- Зачем?
- Ну так… Так, просто, чтобы помочь. Ведь всем же нужны деньги. Вот когда просят у вас другие, на улице, вы же даете?
- Я… да, иногда. Но…
- Понимаю, понимаю, - с жалостливой радостью мелко закивал он, - вы у меня не просите, а я вам даю. Это, конечно же, странно. Но позвольте же все-таки вручить вам… - и он полез в карман.
- Ну, хорошо, - вздохнул я.
Он вытащил руку из кармана и протянул мне мятые, с рыжим пятном, десять рублей.
«Сумасшедший», - подумал я.
Он увидел, что я замешкался и посмотрел мне в глаза с каким-то снисходительным вызовом.
- Берите. Не смотрите, что мало так, не смотрите, ладно? У меня и нет больше, - сказал он. - То есть нет, это не последние, я вам не последние, конечно же, отдаю. Но больше дать не могу. А вы что, подумали, что я много вам дам, да? Ну, конечно, подумали…
Захотев вспылить и резко возразить ему, я через секунду передумал и только пожал плечами. Он не такой уж безобидный. Может, пересесть?
- Да вы возьмите, возьмите. Я ведь просто от чистого сердца даю, не на милость, а так, на… будущую милость… Понимаете? Вдруг вам когда-то именно эти деньги понадобятся, кто знает? Вы вот двадцатый или тридцатый уже, кому я предлагал, и никто не берет… один раз даже побить хотели, представляете? – рыжеволосый мелко засмеялся, - еле убежал. Ну почему так, почему не берут, принимают за издевательство? А если на милость – то берут…
- Так там ведь… - в каком-то окутавшем меня тумане стал зачем-то пояснять я, - там ведь из расчета берут, если за день, пока милостыню просишь, тебе дадут сто человек по десять рублей, вот и наберется много…
- Не-ет, - дернул человек лохматой грязной головой, - не надо по расчету, слышишь, не надо, – и он неприятно заглянул мне в глаза так, словно видел и находил во мне что-то неведомое мне.
Может быть то, что он перешел со мной на «ты» (и это показалось мне до фантастичности реально), и сыграло свою роль. Я взял его замызганную десятку и положил в карман куртки.
- Спасибо, - почти вежливо сказал я.
- Ну, вот и хорошо, вот и ладно, - улыбнулся этот человек. Он уже смотрел не в меня, а куда-то мимо с задумчивым блеском глаз, словно мы с ним стали повязаны какой-то по-детски глубокой тайной. – Вот и хорошо… - с удовольствием повторил он, встал, с улыбкой кивнул, повернулся, и быстро, ссутулившись, ушел вперед, вошел в тамбур и прошел через двери между вагонами.
Голова сидящего впереди парня показалась мне очень похожей на мою собственную. Точно, еще месяц назад я носил такую же прическу. Я подумал, что этот человек все слышал – ведь он сидел впереди всего через два сиденья, а мы, по крайней мере, этот ненормальный, говорили достаточно громко.
Электричка ехала дальше, я сидел, смотрел в окно на тянущийся вдоль насыпи бетонный забор, на холмы и деревья за ним.
Потом мне пришла в голову смешная и неприятная мысль, что эта десятка заражена какой-то болезнью, и что микробы уже перебрались ко мне, и сейчас со смехом скачут по моим пальцам.
А потом я приехал в тот подмосковный городок, куда ехал.
Эта десятка сейчас лежит у меня дома где-то. Где точно лежит – не знаю, но лежит. Может и правда, пригодится?